- А чего думать, - Данилов скинул шинель, вытер платком руки, думать, Сережа, нечего. Они все равно постараются из города выйти. Нельзя им в городе-то оставаться. Да и потом Крук их ждет.
- Что предлагаешь?
- Рана хоть и касательная, да противная больно. С такой отметиной шеей не повертишь. Так?
- Так.
- А стало быть, подранок наш к врачу пойдет. Я распорядился уже, дана команда во все поликлиники, медпункты, аптеки, больницы, госпитали, практикующим частникам сообщено, участковые сориентированы: если кто обратится с похожим ранением, звонить нам.
- Добро. - Серебровский сел на диван, закурил. - Ну как ты пока обстановку-то оцениваешь?
Данилов потянулся к коробке, взял папиросу, задумчиво начал разминать табак.
- Как оцениваю?
Он помолчал и потом сказал резко:
- Плохо дело, Сережа. План-то, продуманный в Москве, сорвался. Алтунин убит.
- Так кто же знал, что Никитин "крестника" встретит? Незапланированная случайность.
- Так в Москву и доложим?
- Ох, Ваня, тяжелый ты человек...
- Что есть, то есть. Эти двое - единственная ниточка к Круку.
- Твои соображения.
- Ждать. Усилить внимание КПП, теперь приметы точные: высокий, ранен в шею. Да пусть здешние ребята начнут чистку всех притонов, всех подозрительных мест.
МЛАДШИЙ ПРОВИЗОР
СТАСЯ ПАШКЕВИЧ
День был сухой и солнечный. Свет с улицы, пробиваясь сквозь крест-накрест забранные металлом стекла, падал на кафель пола замысловатой решеткой. Аптека была старой. Ее построили еще в годы Семилетней войны. Здесь перевязывали гусаров командующего кавалерией Фридриха Великого генерала Зейдлица, мудреным инструментом, больше похожим на пыточный, доставали пули у гренадеров Салтыкова. Окна аптеки видели затянутые копотью пушки Наполеона и польских повстанцев.
Немецкий комендант города, приехавший сюда, долго жевал сигарету, разглядывал кованый фонарь, свисающий с высокого потолка, видимо примериваясь, куда бы его можно было приспособить, но его убили партизаны ровно через неделю, и фонарь остался. Война не тронула аптеку так же, как не тронула ни одного дома на этой нарядной старинной улице.
Младший провизор Стася Пашкевич пришла на работу ровно в девять. Дежурный провизор Лазарь Моисеевич, поправив очки, сказал ей, вздохнув тяжело:
- Милая Стасенька, звонили из органов.
- Откуда? - удивилась Стася.
- Проще, из милиции. Предупредили, что, если к нам за помощью обратится человек с пулевым ранением шеи и высокий, видимо, в военной форме, немедленно позвонить в милицию, номер телефона лежит на столе управляющего.
- Хорошо, Лазарь Моисеевич. - Стася прошла за прилавок, села на высокий крутящийся табурет.
С утра посетителей почти не было. Только у рецептурного отдела стояли, что-то горячо обсуждая, две старушки из соседнего переулка. Они говорили быстро по-польски, и Стася ничего не могла разобрать, кроме бесконечных "матка боска".
Внезапно ожил репродуктор. Сначала из черного круга послышалось шипение, потом бодрый голос диктора заполнил аптеку:
"Говорит Москва, сегодня пятница, 30 марта. Передаем оперативную сводку Советского информбюро за 29 марта. Войска 3-го Белорусского фронта 29 марта завершили ликвидацию окруженной восточнопрусской группы немецких войск юго-западнее Кенигсберга. За время боев с 13 по 29 марта немцы потеряли свыше 50 тысяч убитыми, при этом войска фронта захватили следующие трофеи: самолетов - 128, танков и самоходных орудий - 605, полевых орудий свыше 3500, минометов - 1440, пулеметов - 6447, бронетранспортеров - 586, радиостанции - 247, автомашин - 35 060, тракторов и тягачей - 474, паровозов - 232, железнодорожных вагонов - 7673, складов с боеприпасами, вооружением, продовольствием и другим военным имуществом - 313".
Старший провизор Мария Петровна вышла из подсобки и внимательно выслушала сводку. Потом повернулась к Стасе сразу помолодевшим лицом и, улыбнувшись, сказала:
- Скоро войне-то конец, девочка.
Стася проводила ее взглядом и подумала о том, что Мария Петровна, видно, очень ждет своего мужа, который воюет где-то в Польше.
Взвизгнула пружина входной двери, и в аптеку вошел высокий военный в фуражке с черным околышем и кожаной куртке без погон. Шея его была обмотана грязным бинтом. Сразу же за ним вошел второй с погонами лейтенанта.
Повязка была сделана неумело, наскоро, она мешала раненому повернуть голову.
- Девушка, милая, - улыбнулся Стасе лейтенант, - у вас бинтика не найдется? Моего шофера зацепило. Бандиты из лесу обстреляли.
Он еще раз улыбнулся. Улыбка на его небритом лице была словно приклеена. Улыбались только губы, а глаза оставались пустыми и неподвижными.
- Его надо перевязать, - решительно сказала Стася, - куда вы ранены?
- В шею, - мрачно ответил "шофер".
- Проходите, - Стася показала рукой на дверь в подсобку и вдруг вспомнила разговор с Лазарем Моисеевичем: "Господи, он же предупреждал о высоком человеке с ранением шеи. Господи, что же делать?"
А "шофер" уже распахнул дверь подсобки, и Стася увидела удивленные глаза Марии Петровны.
- Марь Петровна, - стараясь сдержать волнение, сказала Стася, - вот товарищ военный в шею ранен. Его надо перевязать и сыворотку противостолбнячную ввести. А я пойду, мне медикаменты взять надо.
Стася плотно закрыла за собой дверь и встретилась глазами с "лейтенантом". Он стоял посередине зала, похлопывая пальцами по передвинутой на живот кобуре. Стараясь не смотреть на него, Стася пересекла зал и вошла в кабинет. Она накинула на дверь тяжелую щеколду и подошла к телефону.
БЕЛОВ
Они выскочили из машины, не доезжая аптеки.