Четвертый эшелон - Страница 4

Соколов не спорил. Тихий так тихий. Он даже обрадовался этому. Опыта-то у него милицейского не было вовсе. В сорок первом служил на румынской границе, но не на заставе, а в маневренной группе. Воевал как все. Отступал от Днестра до Одессы, оттуда на Кавказ. Но тем не менее везде нес службу свою пограничную. Был старшиной заставы, только именовалась она заставой по охране тыла действующей Красной Армии. Они контролировали рокадные дороги, охраняли железнодорожные узлы, прочесывали тыловые леса. Служба была нелегкой. Банды, дезертиры, диверсанты. Всякое случалось. Ведь не зря получил он два ордена и четыре медали. Но, кроме этого, дважды куснула его пуля. Один раз отлежался в медсанбате, а вот после второго ранения уволили вчистую. В военкомате, когда становился на учет, предложили пойти на курсы при милиции. Пошел. Проучился четыре месяца, стал младшим лейтенантом.

Участок его действительно был спокойным. Тихие переулки, заросшие травой, остатки монастыря, две керосиновые лавки, филиал дровяного склада, булочная, три магазина-распределителя. Мужчин почти не было - все на фронте, мальчишки постарше, живущие в его домах, работали на маленьких соседних заводиках. Делали там стабилизаторы для мин, деревянную тару для снарядов, кожухи к пулеметам "максим".

За год он перезнакомился со всеми, кто жил на его участке, и знал точно: если в третьем распределителе скандал - значит, это Анна Махоркина, зловредная тетка из дома четыре по Дмитриевскому переулку. Если диким голосом кричит хромой Хасан с дровяного склада - значит, опять набезобразничали пацаны с Кропоткинской, если у Насти, буфетчицы в единственной пивной на его участке, глазки словно катаются в масле значит, пиво она продает "балованное".

И он заходил к Махоркиным и беседовал с Анной, стыдил ее, что не к лицу жене фронтовика устраивать скандалы в магазине, вызывал к себе в комнату при домоуправлении родителей пацанов, нашкодивших на дровяном складе, крепко штрафовал буфетчицу, грозясь возбудить уголовное дело. Да разве мало забот у участкового, да еще в городе, да во время войны. Был случай, пришлось применить оружие, дважды в магазине с поличным взял карманников, крадущих у людей карточки. Разное было.

С давних пор, с пограничной службы, все, что его интересовало, записывал Василий Соколов в тетрадку, так он поступал и в милиции. Приедет новый человек, он его заносит в свою "черную книгу", все у соседей о нем узнаёт, на работе деликатно проверяет. Никуда не денешься - дело военное. Так попал к нему в тетрадь гражданин Судин Илья Иосифович, 1897 года рождения, инвалид труда, ранее несудимый, работающий уполномоченным Управления колхозов Азербайджанской ССР по снабжению продовольствием и мануфактурой областей БССР, восстанавливающихся после оккупации.

Илья Иосифович поселился в Зачатьевском переулке, дом пятнадцать, квартира шесть. Человек он был в районе примечательный. Зимой ходил в кожаном пальто на меху, пыжиковой шапке, белых бурках, обшитых желтой кожей. Он часто ездил в Баку и Белоруссию, привозил домой мешки с урюком и сухофруктами, делился с соседями, говорил, что родственники из Баку подбрасывают. Соколов, внимательно наблюдая за его квартирой, отметил, что образ жизни Судин ведет замкнутый, гостей у себя принимает редко, сам, когда бывает в Москве, в основном сидит дома или уходит куда-то с военным в форме летчика.

Соколов побывал в постпредстве Азербайджана, поговорил с кадровиком, тот о Судине толком ничего сказать не смог, дал личное дело. Соколов его прочитал, выписал кое-что. А вот зачем? Да просто так, не нравился ему Илья Иосифович, и все тут. Спроси почему - участковый бы не ответил. Вежливый, здоровается с ним приветливо, на чай приглашал, соседи о нем хорошо говорят. А вот что-то было в нем не то.

Когда Соколов встречал этого розовощекого, добродушно улыбающегося человека, не мог он поверить, что получил Судин инвалидность на Магнитке, не верил, что съедает его застарелый туберкулез.

О своих сомнениях доложил он начальнику угрозыска отделения капитану Платонову. Тот выслушал его, попросил написать рапорт, сказал, что разошлет запросы. Но по нынешним временам бумаги идут долго.

- Жди, - сказал капитан участковому, - работаешь правильно.

Несколько раз приезжали к Судину машины. Все номера их на всякий случай Соколов тоже записал. Мало ли что. Вдруг понадобится.

10 января он в отделение пришел, как всегда, к восьми утра.

- Здорово, Соколов, - дежурный пожал ему руку, - там тебя дворничиха дожидается.

В коридоре на истертой до блеска деревянной скамье сидела дворничиха из дома пятнадцать. Ждала она его недолго, как заметил Соколов, снег у нее на валенках так и не успел растаять.

- Ты чего это, Климова, в такую рань?

- Да как же, Василий Андреевич, несчастье у нас какое. Жилец-то из шестой...

- Судин, что ли?

- Он самый, Илья Иосифович по делам уехал, а у него что-то с газом. Видать, горел, он не выключил, а знаете, как теперь, газ-то по три раза на день перекрывают. Вонища на всю лестницу.

- А я тебе, Климова, зачем? - Соколов начал расстегивать шинель. - Я же не слесарь.

- Так слесаря я позвала. А он ни в какую, говорит, без милиции не пойду. Мало что пропадет или еще как.

- Это он, пожалуй, прав. - Соколов застегнул шинель. - А почем ты знаешь, что жильца нет?

- Так я и в дверь звонила, и по телефону.

- Какой у него номер?

- Г-1-74-78.

- Пойду сам позвоню.

Соколов вышел в дежурку, набрал номер. Двадцать раз басовито и длинно пропела трубка.

"Надо идти, - подумал участковый, - а то, не дай бог, газ скопится, замкнет где электричество, одна искра - и весь дом на воздух".